[turks-fans]

Название: В самое сердце
Автор: Kabuki
Перевод: Аззи
Форма: мини
Пейринг: Ценг/Циссней
Категория: het
Жанр: angst
Рейтинг: R
Краткое содержание: "Ценг учил ее любить без любви"



Они двое всегда последними покидали отдел – сначала Циссней, потом Ценг.
Вот и сегодня: все уже разошлись, а Циссней все еще сидела за столом, прямая, глядя перед собой. Запах гари Нибельхейма, который привезли с собой Ценг и другие, не способен выветрить ни один кондиционер.
Был маленький зеленый город, где по улицам бегали дети, а во дворах женщины вешали белье – ничем не примечательный скучный провинциальный городок – а теперь он мертв, выпотрошен и сожжен.
Циссней выдвинула ящик стола, вытащила бутылку сакэ, сделала осторожный глоток. Вытерла выступившие слезы и оглянулась.
Сквозь приоткрытую дверь нового кабинета Ценга падал свет.

Она думала, что Ценг листает распечатанные отчеты, и отчеты эти тоже пахнут гарью и сожженным человеческим мясом. Но Ценг разбирал вещи, сложенные в небольшую картонную коробку – личное барахло, которое он не удосужился достать раньше, все было некогда.
- Эй, тебе тоже нужно иногда спать, - Циссней вошла и прикрыла за собой дверь.
- То же самое могу сказать и о тебе, - Ценг, даже не подняв головы, достал несколько фотографий, кажется, с одной из корпоративных вечеринок. Руд и Рено скалятся в объектив, а Рено к тому же перемазан красной губной помадой. – Что ты здесь делаешь так поздно?
- То же что и ты, - Циссней крепче сжала горлышко бутылки сакэ. И уточнила: - Работаю.
Ценг бросил фотографии в открытый ящик стола, достал из коробки раковину. Такие раковины, Циссней знала, можно купить на вутайском побережье. Темный шершавый панцирь и бесстыдно вывернутое гладкое перламутровое нутро.
Движения Ценга были осторожны. Несколько часов назад, думала Циссней, эти руки обшаривали мертвецов, поднимали на носилки выживших. Корпорация не желала, чтобы кто-то знал правду о сожженном Нибельхейме. Турки снова делали самую грязную работу.
- Если бы там был Зак, - Циссней не чувствовала, как шевелятся ее губы, произнося имя как молитву, - если бы там был Зак, он сумел бы остановить Сефирота…
Наверно, Ценг не слышал ее шепот, потому что он не вздрогнул и не оглянулся. Циссней протянула руку к выключателю, гася свет.
Теперь она видела его силуэт в темноте, и она шла к нему неверным медленным шагом.
- Я не Зак, - сказал Ценг, когда Циссней остановилась так близко, что он мог чувствовать ее дыхание и слабый запах алкоголя. Значит, все-таки слышал.
- Ты не Зак, - согласилась она, с глухим стуком ставя бутылку на стол. – Ты просто идиот, безупречный вышколенный идиот, всегда выполняющий приказы. А я - не Аэрис.
И чтобы он не мог ответить, она прижалась к его рту губами.
Неловкие торопливые поцелуи, неловкие торопливые движения пальцев, расстегивающих рубашку, рвущих прочь галстук.

Иногда просто необходимо почувствовать чужую близость.
Иногда твоя близость - это единственное, что ты можешь дать.
И Циссней отчаянно целовалась, пока ее одежда падала на пол, лишь бы не думать и не говорить о совсем другом человеке.

* * *

Циссней сидела на столе и, прежде чем взять предложенную сигарету, все-таки накинула на себя рубашку. Снова горел холодный электрический свет. По радио звучала старая сентиментальная песня, из тех, что нынче редко крутят. Мужской голос рассказывал о своей любви, острой иглой пронзившей его в самое сердце.
Ценг, сосредоточенно наблюдающий за дымом своей сигареты, был весь перед ней – как та самая вывернутая наизнанку вутайская раковина – со всеми недостатками фигуры: узкие плечи, жесткие ребра. Но он хорошо целовался, ему шли костюмы, он умел быть заботливым в сексе. И в другой жизни он был бы ее мечтой. А, может, и в этой. Если бы он умел улыбаться так, как Зак, смеяться, шутить и смотреть как Зак. Она снова думала о солдате, который предпочел ей цветочницу. О чем думал Ценг, она не знала, но была уверена, что не о ней - Циссней.
И она говорила весело и ни о чем, лишь бы не думать и не сравнивать.
- Между прочим, это бутылка самого дорогого сакэ, которую мне только удалось найти. За одно это я уже заслуживаю повышения зарплаты, разве нет, Ценг? Можешь распить ее вместе с Рудом и Рено, когда будете обмывать твой новый кабинет. Только здесь немного пусто. И поэтому слишком похоже на старый. Давай я принесу тебе какой-нибудь комнатный цветок в горшке?
Она улыбнулась, радуясь победе над собой. На щеках появились ямочки. Она могла говорить о чем угодно и не думать о солдате.
- Зак был там, - Ценг прервал ее. Взял новую сигарету, покатал ее между пальцев. – Он пытался остановить Сефирота. Мы нашли его.
Циссней задохнулась. Горький дым запершил в горле. Ценг не сказал ей сразу. Заставил ее думать о Заке и ничего не сказал.
- Он погиб?
- Может быть, было бы лучше, если бы он погиб. Его забрал Ходжо, как и остальных выживших.
Так вот чем турки занимались в Нибельхейме. Они не спасали, они искали выживших свидетелей и новых подопытных для научного департамента.
- Ты отдал его Ходжо, - Циссней опустила голову, сигарета упала на пол. – Ты просто отдал его. Аэрис тебя никогда не простит.
Ценг не ответил.
«Эта игра, в которой мне не выиграть, - печально звучал голос по радио. – Я проиграл, едва увидел тебя».
И Циссней торопливо вытерла ладонью подступившие слезы. Незачем плакать о мертвых солдатах.
- Надо выпить, - она подняла бутылку. - Будем здоровы! За повышение оклада и за… - она запнулась, но справилась с собой и продолжила: - за двух идиотов, которые сами не знают чего хотят.
Она сделала большой глоток, поморщилась:
- Мы оба упустили свой шанс.
Он забрал у нее бутылку, тоже глотнул:
- Да, мы оба.
«Я принесу в жертву все, будь что будет, ради того, чтобы ты была рядом», - обещал голос по радио.

Они передавали друг другу бутылку, курили.
И даже когда телефон зазвонил, Ценг не стал брать трубку.

Алкоголь брал свое, заставлял забыть о всех сожалениях. Они снова обменивались голодными поцелуями, понимающе улыбаясь друг другу, сравнивая и ощущая различие.
Ценг учил ее любить без любви. Циссней знала, что Ценг знает, как сильно она желала бы, чтобы на его месте был Зак. Но Ценг заставил ее громко стонать и произносить его имя. Его, а не Зака.
И лишь в последнем поцелуе она почувствовала на языке странный вкус – горький вкус их общего обмана, самих себя и тех, кого они любят.
Любят – какое громкое лишнее слово.

- Мы оба спятили, да? – спросила она тихо в темноте
- Мы никому не скажем. Это не помешает нам жить дальше.
Циссней прижалась щекой к его плечу.
- Да, мы сможем жить дальше. Ты – не Зак, а я – не Аэрис.

Ты стала частью меня,
Ты глубоко запала мне в сердце,
Так глубоко, что мне тебя оттуда уже
не достать…